|
Из металлически-жесткой, граненой поблескивающей темноты выплывает лицо. Каменное. Камень, подвижный как ртуть, точнее как мимика… подвижности…
Кристаллическая подвижность выплывает из блестящей жесткости…
Нейтрален в этой игре только взгляд… неотрывно смотрит сквозь меня… сквозь него… себя… нас… их…
Маска. Две, стремящиеся друг к другу, капли глазниц наполнены ожиданием моего прихода… Смотря на меня немигающим взглядом… Жестче взгляда, чем отражение моей слабости – глаза еще не видели… не встречались… не соприкасались…
Ждали.
И дождались…
С той стороны тени прошмыгнула плоть. Оглушительно мягкие шаги, создают Комету… плывет по небу медуза…
Три хоровода сплетаются в пламя… Танец немигающего взгляда, тянет с собой опустевшее сознание… Подступает темнота, неся на ладонях ларец… Ларь открывает черту. Черту за которой свобода… Открывает кулису, обнажая наготу декораций…
Открывает глаза, куда, как победоносное войско, входят тени. Облаченные в синие, белые, красные наряды… И неся над головами, летящие прически… неся образы смыслов… персонажи явлений… Всех не дождавшихся… Всех дожидающихся… Всех поедающих время, ткущих вокруг себя, строящих возле других…
Три линии света вспорхнули на грани полета. Дотянувшись до каждой планеты возрождается треснувший стон… Трон до полога Химеры… Трон до порога времен…
Трон от начала Полета.
Три створки памфлета подвигает колокол Звон… и вплетается в мысли поэта, вдоль полета смотрящий, Грифон…
Три девицы, ругают окно… Три девицы спускаются в Бон… Три девицы – до стихов обнаженные взгляды, до пути обожженные тропы… добежать бы до смысла Греха…
Три небольших булыжника мягко опустились на мех перед огромным, во всю стену, камином. В доме его звали Горыныч. За его тягу к горению, улыбался трактирщик на вопросы, почему именно так. И только Горыныч знал, почему трактирщик улыбается. Почему он в этот вечер принес эти три камня. Знал даже – откуда. Даже – как их зовут.
Танец, взгляд и наслаждение, - говорил трактирщик иногда во сне. Но этого никто не слышал. Ведь он же не пускал ни кого в спальню, ей богу… Кроме него. Горыныча. Да-да, Горыныча. Каждое утро, на грани с ночью, камин оборачивался ретривером. И до пробуждения постояльцев они беседуют о поведении зеркальных чертей…
и о женских лицах… | 