Он сидел на краю убывающего костра и проникновенно глядел в дорожную пыль. И пыль складывалась в строчки каллиграфического почерка, тут же уносимого ветром.

Он был так увлечен своим занятием, что не заметил, как его рубище  угодило на угли. Пот и пыль дальней дороги не дали ему вспыхнуть пламенем, но тлело оно ( рубище) вполне шустро. А он этого не замечал, и заметить не мог, с тех пор как его предала собственная кожа.

После того странного сна у лесного озера с ним стали происходить потрясающие вещи… Самой коварной было предательство кожи. Однажды он заметил, что в ночи полнолуния она покрывается слегка сиреневым металлическим блеском. И вообще, он с недавних пор ощущал, что к коже приросла тонкая, гибкая, но чрезвычайно прочная металлическая пленка. Причем не поверх кожи, и даже не под ней, а как бы внутри нее. Он бросился, было, испытывать, но огонь скорее заигрывал с ней, чем всерьез пытался повредить, а самые острые клинки тупились безбожно. Ему, как воину, бы ликовать, но он был на краю отчаянья… как любовник. Все прелестные ручки всех обольстительниц не могли прорваться через эту его броню. Ни поочередно, ни всем коллективом. Самое ужасное, что это вовсе не отвратило его от женщин. Он все так же замечал и восхищался  их прелестями. Он столь же страстно их желал, но в момент близости натыкался на металлический холод своей кожи, словно скорлупа, отделявшей его от желанного наслаждения.

Когда он был уже на краю сумасшествия и уверенно направлялвя к бездне, к нему пришла Она.

Пришла во сне, и положила ему руки на плечи. И он чувствовал их! О, как он их чувствовал! Каждое легчайшее движение ее пальчиков отдавалось сладостным эхом в его истосковавшемся организме, а хребет звенел и лучился, словно фамильный меч, после славной победы.

…И тогда он сбросил горностаевую мантию и надел рубище.

В полнолуние он ступил на дорогу, по которой его вел магнетизм – шорох ЕЕ платья, шелест ЕЕ шагов, музыка ее вздохов. Он шел, и самоё дорожная пыль под его взглядом обретала образ ее тени, и слагалась в узор страстных строк.

Королева вновь встречала бой часов на краю дороги, пренебрегая  увещеваниями  любимой фрейлины.

- Нет, Аманта, эта пыль не может оскорбить даже самое легкое кружево на моем платье. Она источает восхитительный лунный аромат, который оседает в моем взгляде и дарит чудные, чудные сны… Ты лучше вот что, передай своему красавчику Ренальдо, пусть разошлет гонцов по всем окрестностям – Я собираю турнир поэтов. Главный приз – моя рука, корона и престол…

- О ваше величество!..

- Молчи, Аманта! ОНО грядет, все остальное – вздор и суета сует.

- Но, королева, что же?

- Ах, если б  знать… Но не печалься, милая, что б ни было, а красота бессмертна. И беспечна. Монахи по тавернам говорят, что страстные вакханки в аду отплясывают у котлов свои срамные танцы. И это, однако, доказывает, что и черти не устояли против красоты, не смея мучить такую плоть.

- Ах, госпожа, когда бы нас услышал…

- О, да, то рясу подобрав, и не стесняясь своих телес, пустился бы вдогонку за пороком, того гляди его же перещеголяв в упорстве… Но оставим! Я не желаю омрачать такой прекрасный миг столь низменным воспоминаньем. И, к стати, предай Ренальдо, пусть до турнира он пустозвона отошлет … Окрестных сел крестьяне и крестьянки еще не крепко в вере  преуспели, так пусть же он во славу Господа потрудится, ведь в том его стезя…

ОНА печально разглядывала почтенное собрание. Не ожидала, право не ожидала, что их соберется так много. И так скоро. Не уж то приз так ценен.

А нужен был всего один. ОН, с его безумно теплыми глазами… и руками. И где ж он мешкает, ей богу. Не уж-то до него не докатилась весть о турнире?

А общество, однако, не дурно… И не думала, что столько достойных мужей … Поэты, менестрели, принцы, графы… У каждого судьба, история, достоинство. На этих господах достойно будет держаться этот мир и эти королевства.

Но что же он?! Ей богу, как не ловок! Ведь не убит, не ранен и не болен, уж мне ль не знать… Однако же я чувствую – он  рядом. А коли так, то от чего же медлит. Ну появись, ужо ты от меня узнаешь трепку.

Ах, все же, как не ловко, что все эти достойные сеньоры напрасно собрались тут. Как им теперь сказать, чтоб не лелеяли надежды и времени не изводили даром?

- Господа! Прошу Вас, собраться в круг, как то заведено вот в этом зале еще моими предками на всех турнирах острословов и лириков. Я вам хочу задать одну задачу. Совсем одну. Другой не будет на турнире этом. Я расскажу вам, от чего сие собрание возникло нынче. Не так давно, томима любовными предчувствиями, я вошла меж двух зеркал хрустальных, и позвала явиться того, кто мне судьбою предназначен. Он явился. И мы любили. Там же при свечах в зеркальном коридоре, одежды сбросив. С тех пор любовь все ярче и горячей. Все невозможней при ней разлука днем, ведь ночи напролет растворены в блаженстве и полете. Я знаю точно, мой избранник во сне со мною счастлив и меня он знает близко так, как мать меня не знала. Так пусть же встанет он на этот мраморный узор, что бы его я мужем назвать могла и королем. Пусть встанет и произнесет : «Любимая, я наконец явился!»

… Когда тех слов многоголосье стихло и эхо отлетело прочь, под королевой вспыхнул трон. И все метнувшиеся в заветному узору воздыхатели замерли на полушаге, полужесте.

Послышался жуткий грохот и замок дал трещину, словно скорлупа. И сквозь нее увидели храбрые и достойные мужи такую картину, при которой их храбрость и усердие делались грубыми и глупыми. Тихая и мирная гора, у подножья которой так уютно расположилась столица королевства, взбеленилась. Она дрожала и гудела, пока не взорвалась.

Когда вершина расцвела ужасным шаром, в его сиянье отчетливо возник и взгляд суровый и седая борода и на ветру трепещущие космы.

- И снова вы в грязи прогрязли. И кто. Те, кого я больше всех лелеял. Как устал я чисть эти сорные амбары. Когда же вы опомнитесь, безумцы?!!

Вопрос прогрохотал и громом осыпался на бедный город, опережая лавину пламени, стекавшей в город и окружавшей замок королевы.

Он смотрел на бушующий пожар и понимал лишь одно – там, в центре пламени Она. Он не успел. Всего каких-то минут ему не доставало, что б ее спасти.  Но разве властно время над тем, что повело его в дорогу, над полетом и восторгом его ночей.

- НЕ ВЛАСТНО! ВРЕМЯ, СТОЙ!!! ВО ИМЯ…

Остаток фразы поглотил огонь. Он мчался, и теперь предательская кожа ему служила праведную службу.

Уже стены замка, и его колонны и потолок все полыхало раскалено.ОНА сидела в горящем троне и ее глаза печально наблюдали эти лица. И тут из пламенного трона, из-за спины у королевы вышел…

Галантен, свеж, улыбчив, велеречив… рукой взмахнул и пламя… замерло. Буквально!

- Да, ребята. Вы, однако, влипли. И как смешно, заметьте. На пустяке. Ведь вы же верно любили все. И даже, несомненно, в мечтах, успели увидеть райские виденья, о которых вам тут так добродушно поведала вот эта госпожа. Но… Все же каждый знал, что врет, крича что он – избранник. И кара господня – справедливый гнев всевышнего. Однако. Есть я – его извечный противник, нет не враг. Противник. Мудрено иметь врагов там, где нас, по большому счету, двое, если не считать различной мелюзги. И как противник Его, я очень даже не прочь его затею провалить. К тому же я этим принесу не малую ведь пользу, согласитесь. Вы, королева, помнится, недавно сами думали о том, что на достойных этих мир крепко держится и королевства. Зачем же лишать его такой опоры. Не даром, разумеется, не даром.  Однако ж, согласитесь, коль я Спаситель ваш, то мне вполне резонно назначить… нет не цену, условие. Вот там, в мерцающем дыму, средь жара вы видите проходы световые. Тот, кто сумеет пройти и в каждом повороте сделать выбор, тот выберет себе грядущее. Любая ошибка приведет его…, а собственно потом увидите куда. Но тот, кто безошибочно пройдет – спасется и, к тому же, я подарю ему способность спасти из пламени ЕЕ             и город. Тогда еще гадательно, что будет для нее важней – зеркальные виденья или герой, чей подвиг столь велик.

Зал опустел. Лишь один несчастный стоял, поблескивая раскаленными доспехами и взглядом.

- Ну, что стоишь? Иль не желаешь изменить судьбу. Иль королева не люба тебе. Тогда зачем сюда явился.

- Однако, гнусность – пытаться получить любовь, иначе, чем любовью, пусть даже это будет подвиг. И потом смешно идти на испытанье ради трона, что опустел.

- Ты бредишь?! А королева, что же для тебя – пустое место?

- Какая королева? Все это игра.

- Игра ты говоришь, и чья же?

- Света и хитрого ума. Пожалуй, твоего.

- С тобой  играть не интересно. Ни пугать, ни искушать, ни торговаться… Да ну тебя. Делай что хочешь.

Хитрец махнул рукой, и отправился в световой проход, возникший на месте пылавшего трона.

Войдя вслед за хитрецом в отверстые врата ОН увидел как обладатель косматой бороды и строгих глаз стоит напротив… Так, поглядев друг в друга, они заговорили:

- Я же обещал, что эта игра удачной будет.

- Не как не научусь определять границу, где начинаются и прерываются твои шутки. Эх Локки, Локки. Дошутишься ты рано или поздно.

Тут ЕМУ показалось, что эти двое похожи. Мало сказать «похожи». Они одно лицо, ну разве что бороды различны. И один насуплен сверх меры, а второй сверх меры же улыбчив. Похожи так, как будто кто из них решил смотреться в зеркало.

- Послушайте, я в ваши игры не играю, мне бы решить серьезные дела!..

Он встал меж ними и тут открылось, что оба – зеркала, поставлены друг к другу они зеркальный коридор открыли. И из него к нему в объятья бросилась Она.

А жители столицы до самого утра, не отрываясь, глазели на чудесное знаменье – в небесах плясала радуга, нет десять тысяч радуг.